Неточные совпадения
С таким выражением на лице она была еще красивее, чем прежде; но это выражение было
новое; оно было вне того сияющего счастьем и раздающего счастье круга выражений, которые были уловлены
художником на портрете.
— Как же! мы виделись у Росси, помните, на этом вечере, где декламировала эта итальянская барышня —
новая Рашель, — свободно заговорил Голенищев, без малейшего сожаления отводя взгляд от картины и обращаясь к
художнику.
Разговор зашел о
новом направлении искусства, о
новой иллюстрации Библии французским
художником. Воркуев обвинял
художника в реализме, доведенном до грубости. Левин сказал, что Французы довели условность в искусстве как никто и что поэтому они особенную заслугу видят в возвращении к реализму. В том, что они уже не лгут, они видят поэзию.
Он знал очень хорошо манеру дилетантов (чем умнее они были, тем хуже) осматривать студии современных
художников только с той целью, чтоб иметь право сказать, что искусство пало и что чем больше смотришь на
новых, тем более видишь, как неподражаемы остались великие древние мастера.
— Да, но глубокий, истинный
художник, каких нет теперь: последний могикан!.. напишу только портрет Софьи и покажу ему, а там попробую силы на романе. Я записывал и прежде кое-что: у меня есть отрывки, а теперь примусь серьезно. Это
новый для меня род творчества; не удастся ли там?
— Боюсь, не выдержу, — говорил он в ответ, — воображение опять запросит идеалов, а нервы
новых ощущений, и скука съест меня заживо! Какие цели у
художника? Творчество — вот его жизнь!.. Прощайте! скоро уеду, — заканчивал он обыкновенно свою речь, и еще больше печалил обеих, и сам чувствовал горе, а за горем грядущую пустоту и скуку.
Чем дальше, тем интереснее становилась долина. С каждым поворотом открывались все
новые и
новые виды.
Художники нашли бы здесь неистощимый материал для своих этюдов. Некоторые виды были так красивы, что даже казаки не могли оторвать от них глаз и смотрели как зачарованные.
—
Художник — твое
новое увлечение?
В.М. Лаврову удалось тогда объединить вокруг
нового журнала лучшие литературные силы. Прекрасно обставленная редакция, роскошная квартира издателя, где задавались обеды и ужины для сотрудников журнала, быстро привлекли внимание. В первые годы издания журнала за обедом у В.М. Лаврова С.А. Юрьев сообщил, что известный
художник В.В. Пукирев, картина которого «Неравный брак» только что нашумела, лежит болен и без всяких средств.
Над выработкой пейзажа я бился больше двух лет, причем мне много помогли русские художники-пейзажисты
нового реального направления.
Собственно говоря, в своей странной детской работе старик являлся не ремесленником, а настоящим
художником, создававшим постоянно
новые формы и переживавшим великие минуты вдохновения и разочарования — эти неизбежные полюсы всякого творчества.
Ставленники бросали на
художника самые суровые взгляды, но, однако, никакого
нового столкновения здесь не произошло. Но угодно же было судьбе, чтобы Истомин, совершив одно безобразие, докончил свой день другим, заключил его еще более странной и неоправдываемой выходкой. Совсем в шубах и шапках мы натолкнулись на эту тройку между двойными дверями подъезда.
Все мы подошли к картону и все остановились в изумлении и восторге. Это был кусок прелестнейшего этюда, приготовленного Истоминым для своей
новой картины, о которой уже многие знали и говорили, но которой до сих пор никто не видал, потому что при каждом появлении посетителей, допускавшихся в мастерскую
художника, его мольберт с подмалеванным холстом упорно поворачивался к стене.
Сила предания тиранствовала над этими нравами до тех пор, пока общественное чуждательство от сближения с людьми, пьянствующими ex professo [Со знанием дела (лат.).] вдруг показало тогдашним
художникам, что они могут остаться за флагом, ибо на смену их является
новое поколение, не манкирующее явно благопристойностью.
Но, интересуясь явлениями жизни, человек не может, сознательно или бессознательно, не произносить о лих своего приговора; поэт или
художник, не будучи в состоянии перестать быть человеком вообще, не может, если б и хотел, отказаться от произнесения своего приговора над изображаемыми явлениями; приговор этот выражается в его произведении, — вот
новое значение произведений искусства, по которому искусство становится в число нравственных деятельностей человека.
Тот, кто не
художник, не может испытать тяжелого и сладкого волнения, с каким первый раз приступаешь к
новому холсту, чтобы начертить на нем свое создание.
Но покамест еще не настало оно, это грозное время — он ничего не желает, потому что он выше желаний, потому что с ним всё, потому что он пресыщен, потому что он сам
художник своей жизни и творит ее себе каждый час по
новому произволу.
Как бы то ни было, но покуда арена, на которую, видимо, выходит
новый роман, остается неосвещенною, скромность и сознание пользы заставляет вступать на нее не в качестве
художника, а в качестве собирателя материалов.
В один день увидел он на столе своем записку, в которой Академия художеств просила его, как достойного ее члена, приехать дать суждение свое о
новом, присланном из Италии, произведении усовершенствовавшегося там русского
художника.
Это был
художник, каких мало, одно из тех чуд, которых извергает из непочатого лона своего только одна Русь, художник-самоучка, отыскавший сам в душе своей, без учителей и школы, правила и законы, увлеченный только одною жаждою усовершенствованья и шедший, по причинам, может быть, неизвестным ему самому, одною только указанною из души дорогою; одно из тех самородных чуд, которых часто современники честят обидным словом «невежи» и которые не охлаждаются от охулений и собственных неудач, получают только
новые рвенья и силы и уже далеко в душе своей уходят от тех произведений, за которые получили титло невежи.
Общечеловеческие образцы, конечно, остаются всегда, хотя и те превращаются в неузнаваемые от временных перемен типы, так что, на смену старому,
художникам иногда приходится обновлять, по прошествии долгих периодов, являвшиеся уже когда-то в образах основные черты нравов и вообще людской натуры, облекая их в
новую плоть и кровь в духе своего времени.
Как искусный
художник, сотворив хитрое орудие и приводя его в движение, еще не опускает творческой руки своей, но внимательно наблюдая, прибавляет, чего не достает к совершенству оного — так Великая Екатерина, исполнив мудрое Свое «Учреждение», еще не успокоилась от трудов законодательных, но спешила увенчать их
новыми.
Эти комические интермедии с паном Кнышевским повторялись довольно часто. В один такой вечер наш
художник Павлусь, от небрежности, как-то лениво убирался знахаркою и выскочил с нами на улицу ради какой-то
новой проказы. Пану Кнышевскому показалось скучно лежать; он привстал и, не чувствуя в себе никаких признаков бешенства, освободил свои руки, свободно разрушил заклепы школы и тихо через хату вошел в комнату.
По характеру, по всем склонностям, я, мечтатель и
художник, склонный к мирным занятиям, к рефлексии и наблюдению, теперь я стою у порога
новой и чуждой мне жизни.
Или он откроет
новые начала философии и проложит
новые пути для мысли; или радикально преобразует существующие педагогические методы, и после него человечество будет воспитываться на
новых основаниях; или он будет великим композитором, поэтом,
художником…
Природа в многоголосности своей говорит в темных преданиях и верованиях, в сказке, фольклоре, в «фантазии»
художника; иногда она вещает прямо своей мистической глубиной (так возникает мистика природы и в древнее и
новое время; к ее представителям относится такой, напр., мыслитель, как Я.
В каждом
новом творческом акте все шире открывает
художник свои объятия, но богиня ускользает из них манящим призраком, оставляя его в немом отчаянии готовым разбить свою певучую, но бессильную лиру.
Нужно при этом помнить, что Шатов проповедует совсем то же самое, что, от себя уже, проповедует и Достоевский в «Дневнике писателя». С такою, казалось бы, огненною убежденностью и сам Достоевский все время твердит: «я верую в православие, верую, что
новое пришествие Христа совершится в России»… Но публицист не смеет произнести последнего слова, он старается скрыть его даже от себя. И со страшною, нечеловеческою правдивостью это слово договаривает
художник: а в бога — в бога я буду веровать…
Он уже знал, что я беседовал с русской публикой об его романах, был также предупрежден и насчет деловой цели моего визита. Эту часть разговора мы вели без всяких околичностей. Гонкур, действительно, приступил к
новому беллетристическому произведению; но не мог еще даже приблизительно сказать, когда он его окончит. Такие люди, как этот художник-романист, пишут не по нужде, а для своего удовольствия. Очень может быть, что он проработает над
новым романом два-три года. К замыслу романа мы еще вернемся.
Но, может быть, высота миросозерцания Шекспира такова, что если он и не удовлетворяет требованиям эстетики, он открывает нам такое
новое и важное для людей миросозерцание, что ввиду важности этого открываемого им миросозерцания становятся незаметны все его недостатки как
художника?
Как всякий живой человек, Толстой не укладывается ни в какие определенные рамки. Кто он? Писатель-художник? Пророк
новой религии? Борец с неправдами жизни? Педагог? Спортсмен? Сельский хозяин? Образцовый семьянин? Ничего из этого в отдельности, но все это вместе и, кроме того, еще много, много другого.
Коромыслов. Это ужасно, Катя! К несчастью, я
художник, на всю жизнь испорченный человек, и минутами я — как бы тебе это сказать? — даже с некоторым интересом, удовольствием вижу, как выявляется в тебе это
новое и… И мне хочется раздеть тебя — нет, нет!.. и писать с тебя вакханку, Мессалину, и вообще черт знает кого. Боже мой, какая это темная сила — человек! Не знаю, чувствуешь ли ты это сама или нет, но от тебя исходит какой-то дьявольский соблазн, и в твоих глазах… минутами, конечно…
Возвратясь в комнату, застал
художника с лицом несколько проясневшим. Посылка ли великого князя, дававшая Аристотелю
новые надежды (он не мог сомневаться, чтоб эта посылка не была насчет его), или рассматривание чертежей сделали в нем благодетельную перемену, может быть, то и другое вместе, только лекарь застал на губах его улыбку вполне развернувшуюся. Но мало-помалу стала она исчезать, и
новые тучи надвинулись на чело его.
Николай Ильич Петухов жил уже не на набережной Москвы-реки, а в одном из переулков, прилегающих к Воздвиженке, занимая две квартиры — внизу помещалась редакция и контора, а в бельэтаже жил он сам со своим семейством. Николай Ильич занимал большую квартиру, зала, гостиная и кабинет были убраны комфортабельно, хотя немного безвкусно, так как
новая блестящая бронза и картины в золоченых рамах неведомых миру
художников резали глаз.
(Примеч. автора.)] не видно ни торговца с предложениями
новых промышленных видов, ни
художника, вытребованного нежданно-негаданно к получению награды за великий труд, который он творил для потомства, а продавал, наконец, за кусок хлеба.
В часы отдохновения, бывало, выйдешь поразмыслить о своей
новой жизни, взглянешь на все окружающее, начнешь созерцать искусство Небесного
Художника — и мысли потонут в дивной красоте.
Найдутся
новые слова и формы, откроются
новые пути и подъезды к восприятию и передаче ломающейся жизни, отыщутся иные способы изображения, и снова поднимется на высоту русский писатель —
художник, психолог и моралист» (Русская воля, 1917, № 1, 1 января).].
Семейство желчного, больного скульптора, обитавшее в нижнем жилье, которое находилось под ателье Фебуфиса, очень долго слышало шум и возню от передвигания тяжелых мольбертов. Можно было думать, что
художник наскучил старым расположением своей мастерской или ему, может быть, пришла фантазия исполнить какую-нибудь
новую затею с Messaline dans la loge de Lisisca.
И странно: в черты этой уже немолодой и несколько полной женщины
художнику удалось вложить столько странной красоты, что даже г. начальник, уже давно привыкший к лицу своей супруги, был искренно восхищен его
новым и невиданным выражением.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах; в то время, когда ораторские таланты так быстро развились в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда в самом аглицком клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще
новые и
новые названия; в то время, когда появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей,
художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников; в то время, когда со всех сторон появились вопросы (как называли в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств, в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще
новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились в неописанном восторге.
Выбрав удобный случай, чтобы представить свою рукопись герцогу, Фебуфис волновался в ожидании его ответа, а тот не отвечал очень долго, но, наконец, в один прекрасный день перед наступлением
нового года
художник получил приглашение от директора иностранных сношений — того самого искусного и ласкового дипломата, который некогда посетил вместе с герцогом его студию в Риме.